Описания этих акций угнетают. Как низко должен пасть человек, чтобы расстреливать и колоть штыком молящихся у придорожной фигуры, вонзать в рот ближнего железный прут, прибивать его колом к земле, отрубать ему ноги.
Мы скрылись [с товарищем] в густом тёрне. (...) Спустя минуту к дому подъехали несколько повозок, ворвались во двор, вытащили из дома Пани Рабчиньску и привели к пню, который стоял во дворе. Трое держали за руки и ноги, четвёртый - за волосы. Положили на пень и топором отрубили голову, которую потом подняли вверх, показывая. Мы были с оружием, но не стреляли по причине преобладающих сил украинцев. Поступили хорошо или плохо?
(Из донесения Эдмунда Жуковского, село Куповалце, уезд. Горохов, 16 июля 1943).
Угнетают судьбы жертв, которые – как Демко Сусь, украинец из смешанной польско-украинской семьи, или Мария Левандовска – не перенеся потерю близких, выходили из укрытия и сами являлись к уповцам, прося смерти. (Село Пулханы, Гороховское воеводство, 15 июля 1943).
http://szturman.livejournal.com/67516.html
